Клуб оказался не чета всем тем, которые мы видели на окраине: богато оформленное помещение, дороговизна всего, что можно приобрести, начиная с входного билета и заканчивая пивом, лощеные, самодовольные рожи младших штабных офицеров. Девочки сразу же рванули на танцпол, а я и Форд, заказав себе по бокалу хорошего красного вина и отбивной, заняли небольшой уютный столик в углу ресторана и принялись наблюдать за отдыхающими. Как ни странно, здесь постоянно вспыхивали какие-то мелкие стычки; атмосфера была накалена, словно из-за отсутствия других возможностей самоутвердиться все присутствующие стравливали здесь свои эмоции. Впрочем, нас это касалось мало, и, когда перед нами возникли заказанные блюда, мы перестали смотреть по сторонам. И зря, — голос Иры в голове заставил меня вскочить:
— Викки! Подойди ко мне, пожалуйста… Тут какие-то уроды не понимают, что мы заняты…
Я, расталкивая плечами танцующих, добрался до девушек и вежливо обратился к что-то пылко доказывающим им четверым парням в погонах планетарной пехоты:
— Господа! Дамы тут не одни. Будьте любезны, прислушайтесь к их словам и оставьте их в покое…
Посмотрев на меня, все четверо картинно поморщились, и один из них довольно резко заявил:
— Слышь, здоровячок, а не свалил бы ты отсюда, пока цел? А то мы можем и разозлиться…
— Ребята, а ведь я не шучу! — нахмурившись, предупредил я.
— Ой, уморил! — порядком перепившие пехотинцы поигрывали мышцами и выпендривались, как могли: — А мы, по-твоему, шутим? Сказали — вали, значит вали!
— Нам не нужны проблемы! — Элен примирительно положила руку на плечо одному из них и попробовала повернуть его к себе.
— Слышь, подруга! Ты пока заткнись! Когда дело дойдет до тебя — можешь открыть ротик! И пошире! — захохотал один из придурков и тут же взвыл: Вильямс, взбесившись, сжала пальцы, и под ними раздался хруст размозженного сустава. — А, она мне руку сломала!!!
— Сейчас вообще убью, придурок! — еле сдерживая эмоции, прошипела девушка и сжала кулаки.
— Ах ты, сука! — заорал еще один «герой-любовник» и замахнулся на нее кулаком.
Но не успел: я отвесил ему оплеуху, и он, сбив на пол всех остальных, потерял сознание.
— Вам лучше уйти, а то она действительно выйдет из себя! — примирительно попросил я пытающихся встать парней и, подумав, добавил: — А вашему другу не мешало бы сходить к врачу…
— Ну, мы еще встретимся! — мстительно посмотрев на меня, пообещал один из двух, оставшихся здоровыми пехотинцев и, оттащив поплывшего от боли друга подальше, принялся колдовать над его медблоком…
Вечер был испорчен: все попытки развеселиться почему-то ни к чему не приводили. Мы сидели за своим столиком, мрачно пили и так же мрачно молчали. Часа через два Элен предложила завязывать с этим чертовым «отдыхом» и идти спать. Все тут же согласились, и мы, расплатившись, побрели на выход.
Увы, у входа в бар нас ждали: человек тридцать пехотинцев во главе с тем лейтенантом, который пообещал нам встречу. Толпа, вооруженная ножами, обрезками труб и кастетами. Довольно оскалившись при нашем появлении, лейтенант, картинно поигрывая бейсбольной битой, неприятно ухмыльнулся и спросил:
— Ну, что, отдохнули? Отлично! Ты, сучка, свое получишь! А ты, белобрысая, еще можешь соскочить! Если обслужишь нас, как следует!
— Обслужу! — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнесла Ира и двинулась вперед. — Так, что мало не покажется…
— Может, все-таки уйметесь? — еле сдерживая злость, спросил я, придержав девушку за локоть.
— Ага! — расхохотался пехотинец. — Вот прямо сейчас и уймемся! Только слегка пройдемся по вашим мордам, уроды! Бей их, ребята!
Толпа жаждущих подраться «воинов», размахивая, кто чем, рванулась к нам. Пришлось отбиваться. Вернее, учитывая разницу в скорости, реакции и весе, пройти всю толпу насквозь, наградив каждого переломом или двумя. Через десять секунд все было кончено: пехотинцы стонали на разные голоса, живописно сгрудившись в кучи, а мы, сплюнув, отправились к «Ивану Грозному», надеясь, что инцидент исчерпан. Увы, этим дело не закончилось — только мы добрались до кают, как меня вызвал вахтенный офицер и попросил спуститься к трапу. Я вернулся к лифту и через пять минут вышел из корабля. А через три секунды меня арестовали! Капитан, не пожелавший представиться, вместе с пятеркой патрульных, наставив на меня оружие, приказал поднять руки вверх, сдать оружие, и сдаться патрулю. Я не стал сопротивляться, чтобы не пришлось калечить еще и этих, и повиновался, зная, что Харитонов меня все равно вытащит. Меня загрузили в катер и, довольно долго помотавшись по огромной территории базы, наконец, высадили у какого-то строения, оказавшегося гауптвахтой. Втолкнув меня в камеру, капитан пинком закрыл за мной железную дверь и зло пообещал из-за нее:
— Тебе тут понравится, лейтенантик!
Пожав плечами, я осмотрелся по сторонам и присел на край узких деревянных нар, решив дождаться утра и появления дежурного или Харитонова. Однако «веселье» началось гораздо раньше: сначала в камеру ввалилось человек восемь в такой же пехотной форме, как и у ухажеров наших девочек, оставшихся у клуба. Мешая друг другу, они с энтузиазмом попытались было меня потоптать, но я порвал цепь на наручниках и вышвырнул их наружу, ограничившись довольно сильными подзатыльниками. В течение следующего часа было тихо. А потом «гости» вернулись, но уже подготовленные: нацепив на себя тяжелую броню для подавления уличных беспорядков и вооружившись электрошокерами, те же восемь человек снова ворвались внутрь… И точно так же повылетали наружу, но уже с переломами разной тяжести. Однако им этого показалось мало: какой-то, обкурившийся дряни прапорщик, приоткрыв дверную заслонку, начал поливать камеру выстрелами из помпового ружья, заряженного резиновыми пулями. Расстреляв все патроны, и убедившись, что не попал ни разу, он, дико матерясь, закрыл заслонку и куда-то убежал. Как оказалось, за брандспойтом. Залив камеру водой, он через окошко забросил внутрь ведро хлорки и, захлопнув его опять, злорадно произнес: